Югославская трагедия  - Леонид Млечин

Он вернулся в Югославию, где в июле 1992 года стал премьер-министром федерального правительства. Его поставили во главе правительства после того, как в мае Совет Безопасности ввел санкции против Югославии. Здравомыслящие сербы возлагали на него большие надежды. Рассчитывали, что он прекратит войну и избавит Сербию от санкций.

«Прилетел Панич, — записал в дневнике тогдашний президент Югославии сербский писатель Добрица Чосич. — Он, похоже, не знает, куда попал и что его ждет. Принес нам ясность, уверенность, надежду и смех, которые мы успели забыть после смерти Тито. И, наверное, еще рациональность и эффективность, которых у нас нет».

Панич обещал, прежде всего, остановить инфляцию, не предполагая, что удержится в кресле всего несколько месяцев. Предельно открытый и откровенный, Панич разительно отличался от других югославских политиков.

«Панич действует решительно и самоуверенно, — отметил Добрица Чосич. — Общается даже с теми, кто не желает с ним разговаривать. Он хочет мира любой ценой. Он — человек без идеологии. Прагматик, который вступил в конфликт с национальной идеологией и общим сознанием народа, правительство которого он возглавляет».

Проблема состояла в том, что реальная власть была не у федерального правительства, а у президента Сербии Слободана Милошевича. А весьма коварный, феноменально хитрый, легко меняющий свою позицию Милошевич строил совсем другие планы. Панич понимал, что во имя спасения Сербии Милошевич должен уйти, и вступил с ним в борьбу за кресло президента республики. Его избрание означало бы окончание войны и восстановление экономики. Но националисты именовали Панича предателем и американским шпионом. Он был слишком благоразумен для взбудораженного сербского общества и сербских политиков, обезумевших от национализма.

Он баллотировался в президенты Сербии. Его избрание означало бы окончание войны и восстановление экономики. Но 20 декабря 1992 года Слободану Милошевичу присудили победу на выборах, хотя у многих были сомнения относительно их честности.

Через десять дней скупщина, парламент Югославии, выразила недоверие правительству Панича. Его политическая карьера закончилась. Он был слишком либерален и благоразумен для взбудораженного сербского общества.

«Парламент ведет себя подобно алкоголику, — с горечью записал в дневнике Добрица Чосич, — страна на грани военной интервенции, а он сбрасывает Милана Панича. Идиотское решение. Ни грамма государственной мудрости в часы, самые критические для народа. Легко и бездумно растрачен шанс Сербии и Югославии — Милан Панич».

Союзная Республика Югославия, образовавшаяся весной 1992 года, состоит из большой Сербии и маленькой Черногории, в которой живет чуть больше шестисот тысяч человек. Эти люди считают себя одновременно и сербами, и черногорцами. В трудную минуту они — на стороне Белграда, но не хотят терять свою самостоятельность.

В 1904 году, когда Япония напала на Россию, королевство Черногория немедленно объявило войну Токио, а в 1914-м — Австро-Венгрии, напавшей на Сербию. Мужества Черногории не занимать.

Столице Черногории недавно вернули ее историческое название — Подгорица. Но на автомобильных номерах и на уличных вывесках все еще написано «Титоград».

— Мы твердо знаем, чего не хотим, но еще не знаем, чего хотим, — признается председатель президиума Республики Черногория Момир Булатович.

У тридцатишестилетнего председателя густые черные усы, пышная шевелюра и хорошая улыбка. Он интеллигентен, разумен и спокоен. Булатович — магистр экономических наук. Когда в 1989 году начались антикоммунистические выступления в Черногории, он втянулся в политику.

В конституции новой Югославии закреплено равноправие Сербии и Черногории. Это положение не так просто осуществить. В Подгорице не разделяют радикализма сербского президента Милошевича и стараются его сдерживать. Черногория долгое время не позволяла сербскому руководству убрать с поста премьер-министра Милана Панича, главного конкурента Слободана Милошевича.

Булатович курит сигарету с мундштуком и говорит:

— Нам не нравится, что те же люди, которые привели Панича к власти, стали делать из него предателя. Мы не хотим, чтобы повсюду искали врагов. Мы не станем поощрять радикалов.

Мэр черногорского города Будва по фамилии Иванович с красиво подстриженной бородкой сидит с нами в совершенно пустом ресторане, где уже не юная высокая блондинка поет «Подмосковные вечера», а курчавый парень аккомпанирует ей на «Ямахе». Мэр Иванович рассказывает о бедственном положении своих избирателей.

В курортном городке Будва работает только один отель. Залитый весенним солнцем чудесный уголок на Адриатическом море пустует. Цены в гостиницах упали в шесть раз, но туристы все равно не едут — война. Даже аэропорты закрыты из-за санкций ООН.

В прежние времена жители города в туристский сезон успевали заработать достаточно, чтобы хватало на весь год. Теперь это город безработных. Понятно, почему мэр Иванович жалуется российским журналистам на жизнь. Россия как постоянный член Совета Безопасности ООН могла бы добиться отмены санкций, и туристы вернулись бы в Будву. Но мэр Иванович не говорит об этом прямо. Он мил и великодушен:

— Даже если руководители России решат, что эмбарго должно продолжаться, мы все равно будем любить Россию. Мы снова скажем себе: мы сами во всем виноваты.

Он говорит красиво, с легкой грустью, которая, должно быть, нравится женщинам в этом южном краю, где вечера проводят в кафе, где едят только что выловленную рыбу, запивая ее местным вином, и спорят о политике.

К северу от Будвы о российской внешней политике говорят откровеннее и жестче. Начальник Генерального штаба дородный и вальяжный генерал Живота Панич по-военному прост:

— В случае вооруженного конфликта мы рассчитываем на помощь России. Зачем вам Запад? Запад дал вам мало денег. Да такие деньги и мы могли бы вам дать, если бы мы были вместе! Скажите Западу «нет», чтобы весь мир увидел, что представляет из себя Россия.

У генерала круглые, розовые щечки и двойной подбородок. В югославской армии его за глаза называют «Пончиком». Еще несколько месяцев назад он был на стороне своего однофамильца Милана Панича, который конкурировал с Милошевичем в борьбе за кресло президента Сербии. Один Панич обещал другому пост министра обороны. Но Милан Панин проиграл, и генерал Живота Панин, всегда считавшийся умеренным, замаливает грехи перед Милошевичем:

— Я танкист. Первый танк, который я увидел еще мальчишкой, был советский Т-34. Я понял: советская армия — это самая большая в мире сила, и она не должна позволять, чтобы с ней так обращались, как с вами обращается Запад. Нам нужно создать совет православный стран и сражаться вместе.

Генерал Паник в прежние времена бывал на маневрах Закарпатского военного округа. Больше всего ему запомнилось посещение оперного театра во Львове. Генерал перегнулся через стол и сказал с заговорщическим видом:

— Когда вы вошли в Афганистан, то стратегически это был правильный шаг. Вы нависли над месторождениями нефти, поэтому вас изгнали. Но не афганцы, а американцы.